Архимандрид Хрисанф изображал кедешей Астарты как скопцов.
Архимандрид пишет, что кедеши, т.е. "святые", "священники" Молоха и Астарты, были кастрировавшие себя так называемые galli. Юноши как бы обращались в девушек, после посвящения их божеству, т. е. после того, как они лишались детородных органов.
Астарту архимандрид почему-то отделяет от Ашеры, будто это не одна, а две совершенно различные богини. "Астарта была Девственница, Virgo Cælestis - в противоположность Ашере . Характер её - суровый и мрачный, а культ требовал воздержания и самоистязаний и соединялся обыкновенно с культом Молоха. Её поклонники обязывались к целомудрию... Первоначально, конечно, она была то же, что и Ваалит и Ашера; но впоследствии, параллельно Молоху, который присоединился к Ваалу, в сидонской Астарте воплотилась сторона этого Молоха - элемент, враждебной жизни и её развитию."
Архимандрид Хрисанф "связывает" Астарту с Молохом, которому, якобы, приносили человеческие жертвы.
Православный журнал "Фома" публикует соответствующую картинку -
Принесение жертвы Молоху. Источник img11.nnm.me
Что касается самого этого западносемитского обряда, электронная еврейская энциклопедия говорит , что "принесение детей в жертву практиковалось на Ближнем Востоке (ср. II Ц. 3:27) и в Карфагене лишь в экстраординарных случаях, обычно после военного разгрома или тяжкого бедствия, однако никогда не было частью институализированного культа . Некоторые исследователи полагают, что среди израильтян обряды, связанные с проведением детей через огонь, могли некогда быть частью служения самому Ях ве, который также нередко именуется Мелех, то есть Царь , но были отменены в процессе борьбы с язычеством".
Еврейская энциклопедия подчёркивает, что "свидетельства о культе Молоха встречаются как в юридических и исторических, так и в пророческих главах Библии . В юридических и исторических контекстах (Лев. 18:21; 20:2-5; Втор. 18:10; ср. II Ц. 16:3; 17:17; 21:6; 23:10) говорится о проведении детей через огонь, то есть языческой церемонии религиозной инициации (посвящения) . В противоположность этому пророки (Иер. 7:31; 19:5,6; Иех. 16:21; 20:31; 23:37; 39; ср. Ис. 57:5; Пс. 106:37,38) говорят о сожжении или принесении детей в жертву языческим богам. Так, слова Иеремии (7:31), говорившего от имени Ях ве: «Устроили высоты Тофета, что в долине сынов Х иннома, чтобы сожигать сыновей и дочерей своих в огне, чего Я не повелевал и что Мне на сердце не приходило», — звучат как полемика с теми, кто придерживался подобных взглядов . То есть еврейские пророки выступали против древнесемитских обрядов посвящения и клеймили участников этих обрядов, "проводящих своих детей через огонь", как детоубийц. Еврейская энциклопедия говорит, что пророки могли позволить себе риторическую красочность в пылу полемики.
Теперь нам надо установить, как же на самом деле выглядел этот обряд проведения детей через огонь.
Фото: Сергей Стаховский. Прыжки через костёр - не только наш исконный экстрим, не только магия сжигания дряни, накопившейся в тебе за год, но ещё и проверка на прочность
Понятно, что эти прыжки являются "отрыжкой" древних посвятительных обрядов. Хождение по огню (нестинарство) также считается пережитком, реликтом языческих практик инициации. Википедия так и говорит : "«Огнехождение» было распространено среди многих народов Азии, Африки, Океании и ряда регионов Европы с глубокой древности — так, в Индии оно известно как минимум с 1200 года до н.э. При этом само по себе хождение по горящим углям первоначально не было разновидностью циркового представления, а являлось частью обрядов инициации ".
Этнографы описывают, что в некоторых племенах испытание огнём было составной частью инициатического прохождения через "огонь, воду и медные трубы". Неофита неожиданно хватали за руки и ноги и держали так близко к костру, что обгорали его волосы. В Океании еще накануне "разжигают огромный огонь. Мужчины приказывают неофитам присесть к нему. Сами мужчины рассаживаются в несколько тесных рядов позади них. Вдруг они схватывают ничего не подозревающих мальчиков и держат их близ огня, пока не будут спалены все волосы на теле, причем многие получают ожоги. Никакие вопли не помогают" (Nevermann 1933, 25) . (Кстати, где-то я читал такое предположение, будто люди потеряли свой звериный волосяной покров именно из-за подобной практики, совершавшейся на протижении многих тысячелетий.) Юношей держали на огне по 4--5 минут. В Верхней Гвинее посвящаемые "убивались, жарились и совершенно изменялись" (Achelis 11). Обряд в Виктории описывается так: "Сильный огонь, зажженный в предыдущую ночь, к этому времени уже сгорал, так что он содержал только золу и тлеющие уголья. Над огнем держат шкуру опоссума, и на нее лопатами насыпают угли и золу. Юноши проходят под шкурой, и их осыпают углями и золой".
Владимир Пропп в своём исследовании "Исторические корни волшебной сказки" доказывает существование подобных практик у древних славян, анализируя русские народные сказки. В новгородской сказке мальчика отдают в науку "дедушке лесовому". Его дочери топят печь. "Дед и бросил мальчика в печь -- там он всяко вертелся. Дед вынул его из печки и спрашивает: "Чего знаешь ли?" -- "Нет, ничего не знаю" (трижды; печь накаляется докрасна). "Ну, теперь, научился ли чему?" -- "Больше твоего знаю, дедушка", -- ответил мальчик. Ученье окончено, дед лесовой и заказал батьку, чтоб он приходил за сыном". Из дальнейшего видно, что мальчик научился превращаться в животных (См. 72).
Итак, мы выяснили, что никакого "бога Молоха" на самом деле не было, а "жертвоприношением детей" этому "богу" древние пророки называли языческие церемонии религиозной инициации, связанные с прохождением через огонь.
Но если мы убираем Молоха, то автоматически распадается "связь" Астарты с этим кровожадным божеством. И вся конструкция архимандрита Хрисанфа оказывается буквально высосанной из пальца.
Frater Атон«Для высшей духовной работы всегда следует выбирать жертву, обладающую величайшей и чистейшей силой. Наиболее подходящим объектом в этом случае является невинный и умственно развитый ребенок мужского пола» (Алистер Кроули «Магия в теории и на практике»)
«В жертву же принеси скот крупный и мелкий, но прежде дитя» (Алистер Кроули «Книга Закона»)
Пришло время проанализировать тему, которая является одной из самых скользких и опасных тем, как правило, из осторожности игнорируемая. На моей памяти не было ни одной серьезной попытки, философского и психологического осмысления, этого вопроса, за исключением тех источников, которые будут приведены в этой статье. Как нетрудно догадаться из названия данной работы и эпиграфов, речь идет о жертвоприношения ребенка. Необходимо разобраться, каково истинное значение этого символа.
По сей день, противники Алистера Кроули , в своей крайней необразованности понимают эти слова буквально. Абсурдность подобного положения очевидна – только полный идиот может предположить, что, находясь в Америке и будучи одним из тех, кто все время привлекал к себе внимание полиции и журналистов, Кроули мог провести 150 человеческих жертвоприношений в год, как это написано в примечании к приведенной выше цитате .
Очевидная провокационность заявлений, которые делает Кроули в XII главе «Магии в теории и на практике», видимо, имеет другой, более глубинный смысл, который необходимо осознать, дабы выйти на принципиально иной уровень понимания.
Буквальное истолкование символов – очевидный признак психологической и оккультной неграмотности, которая неизменно проявляется всякий раз, когда речь идет о другой, неизвестной традиции. Точно так же, исходя из призыва Нового Завета «будьте, как дети», человек со стороны, мог бы решить, что христиане ложатся в люльку, их пеленают, а они, став бессловесными, как младенцы, испражняются прямо в пеленки. Как бы не были слепы христиане, но в интерпретации своих символов до подобного абсурда не доходил никто.
Можно было бы привести и другие, еще более абсурдные в случае буквального толкования пассажи Евангелия, как, например, призыв к членовредительству , но это не является рассматриваемым вопросом данной темы . Общеизвестно, что обвинения в кровавых жертвоприношения детей, повторялись на протяжении всей человеческой истории. В разные периоды, по мнению предубежденных критиков, детьми питались иудеи, христиане, катары и богомилы, тамплиеры, масоны… Этот список можно продолжать до бесконечности. Практически любое альтернативное религиозное движение неизменно подозревалось в жертвоприношении детей со стороны консерваторов, но как только это движение становилось общепринятым, те же самые обвинения выдвигались против его конкурентов.
Оппоненты могут возразить на это, что в отличие от вышеперечисленных групп, Кроули сам дает повод к таким подозрениям. Однако использование «запретной образности» вполне естественно для традиций, основанных не на догме, а на непосредственной работе с глубинным слоем бессознательного. К примеру, один из классических учителей дзен Ли Цзи утверждает, что «невозможно обрести просветление, не убив отца и мать своих», после чего дается анализ значений этого символа.
Символы убийства и инцеста одинаково часто встречаются в тантрической традиции и современном психоанализе, однако почему-то никому не приходит в голову обвинять психоанализ в пропаганде инцеста и убийства, в этой же ситуации в адрес Тантры эти же абсурдные обвинения бросаются достаточно легко, хотя очевидно, что в обоих случаях речь идет о явлении одного порядка .
Интересен тот факт, что современный бард христианского мистицизма Сергей Калугин использует тот же образ «убийства матери» в одной из своих песен, что указывает на универсальность этого мотива.
По моим наблюдениям далеко не все телемиты понимают этот образ достаточно широко. Обычно этот пассаж МТП, рассматривают либо как провокацию, заявленную с целью защиты учения от дураков, либо как аллегорию практики сексуальной магии. По счастью провокация работает и по сей день, делая учение Телемы весьма элитарным, второе же предположение, хотя в какой-то степени соответствует истине, является лишь одним из возможных прочтений, чем-то вроде верхушки символического айсберга, проявленного на уровне непосредственного действия, тогда как символическая основа этого действия гораздо глубже. В дальнейшем мы проанализируем связь сексуальности с обсуждаемой темой жертвоприношения, обратившись к психологическим открытиям, которые были сделаны Карлом Юнгом .
Если при обсуждении любого другого текста, оставленного Кроули, вполне можно исходить из гипотезы провокации или аллегории, то когда заходит речь о книге, которая продиктована высшей силой, подобные интерпретации будут заведомо ограниченными: Книга Закона представляет откровение символического, а не буквального или аллегорического уровня. Разница между символом и аллегорией известна давно. Если аллегория – лишь иносказание, выражающее нечто вполне конкретное и принадлежащее к материальному миру, то символ апеллирует к миру духовному и является посредником между сознанием и архетипом. Символ является живой психической силой, через которую осуществляется связь сознания и архетипа. Книга Закона - высочайший из проявленных на данный момент в человеческой культуре символов, простое соприкосновение с которым через прочтение уже способно дать подготовленному индивиду связь с силами высшего плана. Каждый стих Книги Закона, это отдельная вселенная, которая постигается благодаря долгим медитациям, с одной стороны, и самому внимательному анализу, с другой.
Но вернемся к МТП. «Магия в теории и на практике» является одним из ключевых исследований магии с научной точки зрения. Кроули даже ввел специальный термин – Магика, который должен был подчеркнуть единство магии и науки. Несомненно, утверждение Кроули, что «эта книга написана для банкира или домохозяйки», является откровенно провокационным. Чтобы адекватно понять МТП, необходимы самые широкие познания в области философии, психологии, религиоведения, мифологии и оккультизма. Трудно составить даже приблизительный список литературы, которую надо не просто прочесть, но осмыслить самым глубоким образом, чтобы получить реальное понимание, что такое магия в традиции Телемы. Чтобы понять суть архетипа жертвоприношения ребенка, необходимо, прежде всего, осмыслить одно психологическое исследование, написанное не так давно, с которым Кроули, несомненно, был знаком. Речь идет о работе Юнга «Либидо: метаморфозы и символы» , другое название этой работы - «символы трансформации».
Написание «Символов трансформации» было переломным моментом для самого автора. Эта книга стала первым шагом к интеллектуальной независимости и началом создания своего учения. Именно здесь мы можем найти необходимые ключи к символу жертвоприношения ребенка, а последняя глава упомянутого исследования так и называется «Жертва».
В основу «Символов трансформации» положены фантазии некой мисс Миллер, которые были опубликованы. Сам Юнг не знал мисс Миллер лично, что было важной частью анализа, поскольку анализировалось не её личное бессознательное, а те универсальные мотивы, которые проявились в её фантазиях. Анализ фантазий производился посредством мифологических параллелей: впервые Юнг использовал свой метод амплификации.
Эти фантазии Юнг рассматривал, как спонтанную активность бессознательного, целью которого является освобождение эго от деспотизма родительских имаго и инфантильного либидо. Кульминацией является смерть героя её фантазий, которое интерпретируется как жертвоприношение инфантильного эго. Вот он ключ: жертвоприношение ребенка является символом жертвоприношения самого себя, своего инфантильного эго, о чем, кстати, говорит и Кроули в примечании к XII главе .
Жертвоприношение ребенка, это, прежде всего, жертвоприношение идеальных представлений и принятие жизни такой, как она есть. Это отказ от инфантильных представлений, связанных с властью матриархального начала, вод под бездной, (В юнгианской традиции принято разделять матриархальное, то есть, материнское, древнее инстинктивное начало и феминное, то есть, начало женское, эротическое. В символике Таро это разделение представлено выбором между «ветхой» Евой и «новой» Лилит, то есть, матерью и возлюбленной)
Юнг указывает, что «Изначально злое в человеке стремится возвратиться в лоно матери, и хитрость, придуманная Сетом, есть не что иное, как кровосмесительное желание возвращения назад» , это весьма перекликается с утверждением Кроули относительно власти вод, и XII аркана «Повешенный»: «Но вода - элемент Иллюзии; можно считать этот символ злым наследием старого Зона. Если прибегнуть к анатомической аналогии, то это духовный аппендицит. Именно вода и Обитатели Воды убили Осириса; крокодилы угрожали Хур-Па-Краату. В этой карте есть какая-то странная, незапамятная, отжившая красота» (Алистер Кроули «Книга Тота» ). Эта параллель указывает нам, что анализ данного символа должен осуществляться в контексте символики взросления с одной стороны, и XII аркана «Повешенный» с другой.
«В первооснове кровосмесительных вожделений лежит не влечение к половому акту, а своеобразное стремление стать дитятей, возвратиться под родительскую защиту, вновь очутиться в материнской утробе» , - пишет Юнг. Эти стремления должны быть, в первую очередь, безжалостно принесены в жертву, и в этом аналитическая психология Юнга оказывается полностью солидарна с учением Книги Закона.
И именно здесь проходит четкая пограничная линия между подлинной оккультной традицией и научным подходом, с одной стороны, и инфантильной религиозностью, деспотией эмоций и христианским «будьте, как дети», с другой.
Необходимо обратить внимание на двойственность Юнга в отношении христианства. С одной стороны, он четко осуждает христианский идеал аскезы и односторонней установки только на духовное. Это видно из следующей цитаты: «средневековый идеал жизни ради смерти пора сменить более естественным взглядом на жизнь, который бы вполне принимал во внимание естественные потребности человека» . С другой, – несколькими страницами позже, Юнг пишет о важности христианского символа, который предполагает «полное жертвоприношение всей инфантильной личности» , а не «частичное жертвоприношение некоторых инстинктов» .
Эта двойственность становится понятна, когда мы обращаемся к символике Таро. XII Аркан – Повешенный, представляет, с одной стороны, инфантильное эго, зависимое от матери. Он висит над водами, власть которых представляет власть изначального матриархального принципа, и змея кусает его за пятку. XII Аркан – типичный идеал «смирения» в эстетике Достоевского, и инфантильность этого идеала современному человеку представляется очевидной.
Однако, с другой стороны, сам символизм XII Аркана подразумевает возможность принесения в жертву этого инфантильного эго, его распятия, уничтожения, дабы стало возможным перерождение на принципиально ином уровне. Заметим, что при всем негативе этого Аркана, Кроули упоминает, что для эона Осириса «данная карта представляла высшую формулу адептства, ибо фигура утопленного или повешенного человека обладает особым смыслом» . Примерно то же самое, но другими словами пишет и Юнг: «Сейчас, когда мы пришли к отвержению идеала христианства, необходимо понять, для чего мы вообще его принимали» .
Однако символическое осмысление жертвоприношения ребенка ни в коем случае не должно служить лицемерному, политкорректному сглаживанию углов в отношении христианства. Противостояние выражено достаточно четко, – с одной стороны, «будьте, как дети» , с другой «В жертву принеси скот крупный и мелкий, но, прежде всего дитя» , и перенос этого противостояния в область символа, не в коем случае не смягчает противостояния.
Более того, это противостояние не оказывается связано исключительно с христианством, но подразумевает противостояние любой возможной форме инфантильного существования, в границах какой бы то ни было идеологии. Ибо, как сказано во второй главе «Книги Закона» - «вы противостоите людям, избранные мои» .
Давайте внимательно рассмотрим, что же символизируется младенцем, и должно быть принесено в жертву. В «Книге Тота» Кроули дает достаточно конкретный ответ: «Главнейшей целью мудрого должно быть избавление человечества от этой наглости самопожертвования, от этого бедствия целомудрия; веру должна убить уверенность, целомудрие должно погибнуть от экстаза» . Целомудрие названо бедствием, и опять же связывается с инфантильной установкой. Здесь мы опять находим пересечение с идеями Юнга, высказанными в «Символах трансформации»: «Невротик отказывается от полноценного эротического переживания, чтобы иметь возможность оставаться ребенком» .
Здесь мы подходим к более глубокому осмыслению сути сексуальной магии, которая, также оказывается связана с символом жертвоприношения ребенка . Отношение к сексуальности является пограничной чертой, разделяющей здоровую и патологическую духовность.
Сексуальный аспект жертвоприношения представлен в символике шестого аркана, где осуществляется выбор между Евой и Лилит, то есть, между матерью и возлюбленной.
Еще один из аспектов архетипа ребенка – невинность, то есть, неведение. Здесь актом жертвоприношения является осознанное познание мира и себя, включая темные стороны и того, и другого. Инфантильное сознание всегда готово спрятаться в уютном доме своих иллюзий, но Маг не имеет на них права, и они должны быть принесены в жертву в первую очередь. Очевидно, что подобное жертвоприношение в глобальном смысле происходит не так часто, но на уровне локальном должно происходить постоянно. В одном из поздних своих работ, Юнг писал, что «истину надо открывать заново, каждое утро – через те же мучения и сомнения как в первый раз, в противном случае, в один прекрасный момент, живая истина будет подменена мертвой догмой» . Это перекликается с утверждением Кроули, что он «Приносил в жертву ребенка, примерно сто пятьдесят раз в год» .
Интересно, что эти два аспекта жертвоприношения ребенка, как-то осознанное познание, и полноценное наслаждение сексуальностью (на высшем уровне, сексуальная магия), удивительно перекликаются, хотя бы в том, что в библейском словом половой акт, обозначается глаголом «познал».
В этом отношении интересно упомянуть символику одного из подлинно магических шедевров великого русского режиссера Андрея Тарковского «Жертвоприношение». Главный герой, столкнувшись с разрушением мира, должен совершить двойной жертвоприношение – пойти к служанке, которая оказывается ведьмой, и переспать с ней. В момент эротического слияния, происходит вознесение от земли, после чего герой просыпается и облачившись в балахон с символом тай цзы, что указывает на обретенную андрогинность, совершает символическое самоубийство, которое есть вторая часть мистического жертвоприношения. Характерно, что именно «жертвоприношение» наименее оценено большинством, «чисто духовных», поклонников его творчества, тогда как мне он представляется вершиной достижения мастера. Это бессознательное отторжение, люди инфантильного типа, даже не могли осмыслить и сформулировать, хотя причина всегда была очевидна – осмысление религиозного, сакрального значения сексуальности, которая выступает здесь не как грех (инфантильное видение), а как искупление.
Чтобы окончательно разобраться с этим вопросом процитируем Алана Уотса, американского популяризатора дзен, даосизма, тантризма и других оккультных традиций: «Для консерватора, (читай инфантильного сознания), отождествление сексуальности с сакральным, представляет гораздо большую опасность, чем самая неприкрытая и грубая пошлость» . Таким образом, граница, которая проходит здесь, не подразумевает даже возможности компромисса между элитарным и инфантильным видением. Победы сексуальной революции, оказались призрачными, поскольку не был взят главный бастион врага – разделенность духа и плоти. В итоге, сексуальность формально получила гораздо большую свободу, но при этом был потерян изначальный дух, и вместо интеграции произошла энантиодромия, что можно наблюдать на примере современного подхода к эротическому.
Следующим аспектом жертвоприношения ребенка является радикальный разрыв с ценностями отчего дома. В книге «Тысячеликий герой» Джозеф Кембелл указывает, что символический уход из дома является началом пути героя, который сам по себе есть путь индивидуации эго. В этом отношении интересно то, что в той же XII главе Кроули связывает идею жертвоприношения с собственным экспериментом в Болескине, где он распял жабу как Христа. Этот ритуал, может показаться человеку со стороны проявлением жестокости и садизма, но если бы это было так, Кроули повторял бы его не раз и не два, а регулярно на протяжении всей жизни, чего не было – известно, что это действие было совершено один раз. Целью этого действия был окончательный разрыв с ценностями мира родителей (как известно, родители Кроули были ортодоксальными протестантами, одной из самых нетерпимых религиозных конфессий, - т.н. «Плимутские братья»), которые идентифицировались как христианские. Это был личный ритуал Кроули, который был призван помочь ему принести в жертву своего личного ребенка – ту часть либидо, которая была связана с родительским домом. Для тех же, кто является принципиальным противником причинения вреда любому представителю животного мира, этот ритуал естественно заменяется, на любое личное, бескровное действие. Важно только, чтобы это действие делалось с предельной осознанностью своих целей и не проецировалось на какие бы то ни было внешние реалии.
На этой стадии жертвоприношения ребенка есть опасность идентификации с ролью вечного борца с родителями. Связь через ненависть остается той же связью, и всегда существует опасность энантиодромии – вот почему, к примеру, многие сатанисты, в итоге возвращаются в христианство. Зависания на стадии противостояния надо избежать, и внутреннее жертвоприношение должно быть молниеносным, но действенным. Дальнейшая после жертвоприношения активность должна быть направлена на утверждение своих ценностей (свобода для), а не сопротивление ценностям родителей, которые должны быть полностью нейтрализованы жертвоприношением.
«Сентиментальность есть ни что иное, как вытесненная животная жестокость» , - пишет Юнг в главе «жертва», и потому сентиментальные иллюзии должны быть так же безжалостно принесены в жертву. Здесь я хочу обратиться к другому источнику - роману Милана Кундеры «Невыносимая легкость бытия» , где он анализирует психологию тоталитаризма, исходя из эстетики, единой для тоталитарного государства любого типа – эстетики кича. Кич – это диктатура эмоций, прозрачное и двухмерное искусство, построенное на сентиментальных штампах. При тоталитаризме, каждый гражданин является ребенком «великого отца» правителя, и великой матери – страны, поэтому сексуальность, естественно, оказывается под запретом. Линейность и наивность эстетики кича – прямое продолжение тоталитаризма, который всегда есть «абсолютизм эмоций». Я настоятельно рекомендую к внимательному изучению этот блистательный роман, дабы получить исчерпывающее представление, что именно должно быть принесено в жертву.
«Будьте, как дети» в наше время далеко не исчерпывается христианскими ценностями, и этим посылом проникнуто абсолютное большинство учений, ставших достоянием толпы. Если изначально психология и психоанализ, был достаточно элитарны, и даже в материалистическом психоанализе преобладала тема жертвоприношения ребенка, то сейчас ситуация изменилась: Уже Джеймс Хиллман вынужден констатировать «повальную одержимость психотерапии архетипом ребенка», что приносит не пользу, а вред. Нет никаких сомнений, что работа с архетипом ребенка должна проводиться, однако одержимость этим архетипом, которая последнее время выдается за работу, должна быть устранена.
Подводя итоги, можно сказать, что жертвоприношение ребенка, является символом высочайшей важности, игнорирование которого неизбежно приводит к заразе, которую мы знаем как инфантильную псевдодуховность. Инфантильным пафосом заражены девяносто процентов современного мира, начиная от теософии и заканчивая современной психологией, тема жертвоприношения ребенка старательно обходится, или в лучшем случае присутствует формально. Телема является одним из немногих исключений. Суть символа жертвоприношения ребенка - в полном отказе от собственных инфантильных иллюзий, нереалистических притязаний, слабости, выдаваемой за целомудрие. В символике арканов Таро, жертвоприношение ребенка связано, прежде всего, с Арканом «Повешенный», который скорее представляет то, что должно быть принесено в жертву. Жертва может осуществляться медленно, через пертофикацию , что соответствует XIII Аркану «Смерть», или мгновенно, через взрыв и разрушение всех привычных границ, символизируемое Арканом «Башня». Так же жертвоприношение связано с архетипом выбора между здоровой сексуальностью и страстью и инфантильном и кастрированным существованием, представленным в шестом Аркане.
Приложение
Эссе «Убивают ребенка, взятое из энциклопедии
«25 ключевых книг по психоанализу», Паскала Марсона
Убивают ребенка
Убийство ребенка это фантазм, глубоко скрытый в бессознательном индивида, служит темой очерка Сержа Леклера «Убивают ребенка». Для того чтобы жить, необходимо убить ребенка, плод воображения и желаний родителей, порвать с первичными нарциссическими чувствами которые представляет этот ребенок, и сделать это заставляет стремление к смерти.
Психоанализ - наиболее эффективное средство, избавится от идеализированного ребенка, чтобы тот не повлиял на судьбу настоящего, из плоти и крови, малыша. Ведь только психоанализ может уничтожить то, что имеет статус бессознательного.
Таким образом - путем обсуждения бессознательного и вытесненного, благодаря прозрачности слов, пропускающих сквозь себя скрытый смысл, воссоздается пространство, где возрождается речь, где слышен голос желания.
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ОЧЕРКА «УБИВАЮТ РЕБЕНКА»
Серж Леклер родился 6 июля 1921 психиатр и психоаналитик, бывший руководитель клиники, является одним из последователей Лакана. В разное время он занимал должности секретаря Французского общества психоанализа (1959-1963), преподавателя Высшей нормальной Болы (1965-1968), руководителя семинара (1969-1971). Основал кафедру психоанализа в Университете Сен-Дени в VIII, пригородном округе Парижа.
В очерке «Убивают ребенка» Серж Леклер со всей прямотой и откровенностью рассказывает о том, что означает желание убить ребенка,- один из многих врожденных фантазмов, то есть продуктов воображения, появляющихся на свет вместе самим человеком.
Но что это за ребенок, которого нужно убить, почему это убийство требует разрыва с первичным нарциссизмом и, наконец в каком виде Серж Леклер изображает психоанализ и психоаналитика? Таковы основные вопросы, на которые мы попытаемся ответить в этой главе.
УБИТЬ РЕБЕНКА
Ребенок-король, ребенок-тиран - таков идеальный, хотя и неосознанный, образ, живущий в сердцах всех родителей, в особенности матерей. Это дитя их надежды, их мечты, их саамых сокровенных желаний:
Чудесный ребенок - это бессознательное, врожденное представление, с которым теснее всего связаны упования, тоска и желания каждого человека».
Серж Леклер говорит об этом представлении так:
И прозрачной действительности ребенка оно позволяет разглядеть почти без покровов реальное воплощение всех наших желаний».
Отказаться от этого представления - значит, потерять всякий смысл жизни, но:
«Притворяться, что его придерживаешься,- все равно, что обречь себя на полное отсутствие жизни».
Есть, однако, нечто ужасное в этом первичном фантазме, нечто неприемлемое, почти чудовищное. Все чувства восстают против этой идеи, которую человек изо всех сил тщетно пытается отвергнуть,- с одной стороны, из-за того, что она его отталкивает, с другой - поскольку она подвергается врожденному вытеснению. Ведь фантазм об убийстве ребенка относится к области бессознательного. Он вытесняется в самые глубины нашего сознания, которое с трудом может его себе представить. И действительно: мало того, что оно отвратительно по сути своей, любое бессознательное представление,- продукт врожденного вытеснения,-
«...всегда чем-то напоминает размытые фотографии НЛО (летающих тарелочек), что свидетельствует о врожденной и непреодолимой неприспособленности наших сознательных механизмов регистрации уловить элементы системы бессознательного во всей их абсолютной чужеродности».
Символическое убийство ребенка неизбежно; если этого не сделать, то представление о нем будет определять судьбу малыша из плоти и крови, настоящего ребенка. И избежать этого не сможет никто.
«Нам приходится каждый день переживать эту смерть ребенка - чудесного или ужасающего,- такого, какими мы сами были в мечтах тех, кто нас породил на свет или присутствовал при нашем рождении».
Исчезновение этого ребенка совершенно необходимо, поскольку от него зависит сама жизнь.
«Отвергнуть его - значит умереть, потерять смысл жизни.
Таким образом, необходимость убийства ребенка является самым важным законом, управляющим нашей жизнью, поскольку «тот, кто не ставит снова и снова крест на этом образе чудесного ребенка - каким он должен быть в идеале,- пребывает в состоянии неопределенности и в тумане ожидания, без просвета и без надежды».
Затем Серж Леклер уточняет:
«Тот, кто думает, что раз и навсегда разделался с этим образом тирана, тем самым отдаляется от первоначал собственного духа, сочтя свой характер достаточно сильным, чтобы противостоять господству наслаждения».
Но что имеется в виду, когда говорят о жизни? Те, кто получает профессию, женится, обзаводится в свой черед детьми,- разве они не живут?
Для Сержа Леклера жить - означает творить самого себя. Автор вспоминает в связи с этим случай с Пьером-Мари. Этот мальчик был вторым в семье и занял в сердце матери место умершего старшего брата Пьера. Однако представление матери о Пьере-Мари, ребенке-утешителе, отличалось от образа живого, настоящего Пьера-Мари. Ей необходимо было убить ребенка-утешителя, чтобы приступить к созданию образа субъекта Пьера-Мари, ребенка из плоти и крови. Психоанализ сыграл в этом решающую роль.
Но жить - это еще и открывать свое сердце для любви. Таким образом, человек познает наслаждение, «связанное с отношениями с фаллосом». Наслаждение этого рода «любой человек,- все равно, мужчина он или женщина,- может испытать лишь с помощью другого». Именно так «открывается пространство любви», и человек знакомится с фаллосом. Это понятие символизирует любовь и отличается от пениса как полового органа. Фаллос есть «золотой знак, приводящий в порядок истину бессознательного».
Разорвать связь с первичным нарциссическим представляющим (представителем)
Серж Леклер различает понятия первичного нарциссического представляющего и представление о нарциссическом представляющем последнее образно понимается как составная часть первого. Именно так воспринимаются ипостаси воображаемого ребенка: «ребенок, достойный прославления», «всемогущий ребенок», «ребенок-тиран», «ужасающий ребенок»...
Убить это первичное нарциссическое представление, то есть infans,- значит, вызвать пробуждение субъекта.
«В тот самый момент, когда представление начинают убивать, человек начинает говорить; в той степени, в какой убийство продолжается, человек продолжает говорить искренне, желать».
Таким образом, убить ребенка - значит, разрушить первичное нарциссическое представление, того ребенка, что живет в нашей душе.
Движущая сила разрыва с этим первичным нарциссическим представлением - стремление к смерти. Если стремление ч жизни разыгрывается в театре наших желаний, нашей сексуальности, поисков фаллоса, то стремление к смерти проводит работу отрицания. Это стремление трудно определить как понятие, невозможно себе представить, но мы его испытываем, в первую очередь, в виде тревога. Именно со стремлением к смерти связан грезящийся нам бессмертный ребенок.
Таким образом, порвать с первичным нарциссическим представляющим - значит, уничтожить образ воображаемого и идеализируемого ребенка, определяющий судьбу ребенка на стоящего. Объявление войны бессознательным представляющим есть необходимое условие наших с ними отношений.
«Убийство» этих образов означает придание бессознательному представляющему его истинного статуса и осознание того неоплатного долга, что связывает нас с фаллическим референтом».
ПСИХОАНАЛИЗ И ПСИХОАНАЛИТИК
Для того чтобы Убить ребенка, по-видимому, недостаточно обычного оружия сновидений и даже свободных ассоциаций, истолкованных в соответствии с правилами классического психоанализа. Если симптомы не исчезают, если психика человека остается больной или просто неблагополучной - следует использовать совсем другое оружие.
Конечно, психоанализ представляет из себя единственный способ разрушить, разбить нечто, имеющее статус бессознательного,- в данном случае первичный фантазм убийства ребенка. По сути дела, терапевтическая методика, предложенная Сержем Леклером, состоит в том, чтобы заставить говорить это бессознательное, состоящее из бесчисленного множества представлений, или означающих, сделать так, чтобы могла быть выражена другая история, скрытая за историей явной.
Однако бессознательное представляющее пускает «ростки», о которых индивид в той или иной степени все равно знает,- даже если они затем вытесняются, то есть становятся объектами теперь уже Вторичного вытеснения. И в ходе психоанализа используются как раз эти «ростки» бессознательного представляющего, поскольку именно за них можно «ухватиться». Но лечение не ограничивается лишь этим, иначе оно было бы слишком поверхностным. Его цель - «учет первичного процесса как такового».
Психоанализ снимает все покровы с фантазма убийства ребенка. Это один из способов избавиться от болезненных симптомов, выйти из колеи вытеснения, воссоздать пространство, в котором возрождается речь, где снова начинают звучать голоса желания. Для этого следует пройти через трансфер:
«Прежде чем приступать к психоанализу, аналитику настоятельно необходимо изучить скрытый фантазм, толкающий. его на то, чтобы избрать профессию охотника за демонами».
Далее Серж Леклер рисует весьма откровенный портрет психоаналитика, со всеми его сильными и слабыми сторонами. Для того чтобы понять, что происходит между ним и его пациентом, аналитик должен сам пройти психоанализ и трансфер. Он должен быть внимательным, нейтральным,- но самое главное, «что абсолютно необходимо психоаналитику,- это знание из опыта того, что значат произнесенные слова, какие существенные недомолвки таят они в себе, что говорят они о высказавшем их субъекте».
Так как: «По опыту известно, что фантазмам свойственно повторяться, и это позволяет каждый раз открывать в них крупицы чего-то нового; наши знания позволяют постичь заключенный в них смысл, а в событиях, происшедших с пациентом,- безусловно распознать то, что задевает его за живое».
Психоаналитик, подобно ребенку, наделен ненасытным любопытством. Оно и является движущей силой лечебного процесса, хотя сам врач внешне остается недвижим и не покидает своего кресла. Конечно, аналитик, хотя и стремится быть нейтральным, все же не может окончательно избавиться ни от некоторых особенностей своей личности, ни от собственных фантазмов, что проявляются в процессе лечения и даже в его научных трудах. Психоаналитика иногда сравнивают с ухом - жадным, внимательным, любопытным,- и Серж Леклер против этого не возражает. Но все же не в меньшей степени аналитик остается человеком. Он вовсе не бесполое существо, и рискует влюбиться в пациентку, откровенно рассказывающую о своих женских проблемах, свободно говорящую о том, что доставляет ей наслаждение, и желающую, «чтобы признали ее сексуальную специфику».
Но приключения в ходе психоанализа «обычно заводят дальше» простого «телесного акта» и могут даже привести к зарождению настоящей любви - а почему бы и нет?
Наконец, Серж Леклер не согласен с тем, что может существовать некий универсальный психоанализ - он невозможен уже из-за различия полов. В каждом конкретном случае нужны свой язык, своя логика - логика бессознательного. Иначе говоря, психоаналитик слушает исповедь пациента и ищет за его словами, ставшими вдруг прозрачными, зоны тени и света.
ОРИГИНАЛЬНОЕ ИСТОЛКОВАНИЕ
Но все же новизна его работы состоит в разоблачении фантазма, который люди отрицают, отвергают, поскольку он их пугает и подвергается интенсивному вытеснению: фантазма об убийстве ребенка.
Серж Леклер описывает этот фантазм и доказывает его существование, хотя некоторых это может шокировать, а то и вывести из равновесия. В его работе Эдип уже не считается отцеубийцей. Он перестает быть активным действующим лицом - человеком, убившим отца и растерзавшим сердце матери. Он стал жертвой. Таким образом, Серж Леклер не согласен с Фрейдом - для него убийства отца и матери выглядят вторичными, «сопутствующими» по сравнению с убийством главного существа - ребенка,- ведь без него невозможна сама жизнь.
- «Магические Записи Брата Пердурабо дают понять, что с 1912 по 1928 год он производил такие жертвоприношения в среднем по 150 раз в год. Ср. известный роман Карла Гюисманса "Там, внизу", где описана извращенная форма магии аналогичного порядка». (Алистер Кроули «Магия в теории и на практике»)
- Этот призыв, к членовредительству, кстати один несчастный философ, таки умудрился понять буквально, и в результате был лишен возможности принять священнический сан. Обладая базовыми знаниями, истории христианства, нетрудно догадаться, что речь идет об Оригене. Буквальное понимание символа, так же свойственна некоторым маргинальным христианским сектам, скопцов и хлыстов, однако сами Христине не считают, что наличие подобных персонажей дискредитирует символ. :
- Изъяны христианского архетипа подробнее проанализированы в моем эссе «Антихрист», написанному к столетию рождения Книги Закона. Здесь же мы высветим лишь один из ловушек этой иллюзии.
- Хотя не совсем. В психоанализе, обращение к символам инцеста, отцеубийства и убийства ребенка, происходит с целью, проработав эти фантазии, замкнуть анализируемого, в границы «принципа реальности», что с точки зрения любой серьезной оккультной традиции, является порабощением. Обращение же к запретным символам в оккультизме, ставит целью освобождение от власти мира, и необусловленность, что, несомненно, будет вызывать больший страх. С другой стороны, польза психоанализа очевидна, ибо чтобы иметь возможность воспринять истины более высшего порядка, необходимо полностью разобраться с чердаками и подвалами личного бессознательного. Как сказано в апокрифическом евангелии «как поймете вы о небесном, если не понимаете о земном».
- «Это духовное принесение в жертву самого себя. И развитость, и невинность ребенка - это совершенное понимание самого Мага, его единственная цель, свободная от стремления к результату. И он должен быть мужского пола, ибо в жертву приносится не материальная кровь, но его творческая сила». (Алистер Кроули «Магия в теории и на практике») Из последней фразы, внимательному читателю уже очевидно, что речь идет о символе.
- Например, аллюзии и символы «Книги Рубиновой Стелы».
- На наш взгляд это приложение хоть и взято из параллельной психоаналитической школы, но на сто процентов соответствует теме нашего эссе. В особенности хочу обратить внимания, на пассажи автора относительно фаллоса, которые удивительно пересекаются с обсуждаемым вопросом.
© PAN"S ASYLUM Oasis O.T.O.
Вопрос : "В Библии в Ветхом завете написано, что евреи приносили в жертву своих детей богам, а Бог сказал, что Ему это и на ум не приходило. Как же не приходило на ум, если Авраму сказал принести в жертву сына, ради проверки и сам Бог принес Своего Сына в жертву, пусть даже ради людей?"
Доброго вам времени суток, Жанна!
Отношение Вседержителя к детям всегда было и остается одинаковым. Вот 2 текста, которые, на мой взгляд, наиболее ярко отражают его:
Хотел ли Авраам смерти Исаака? Нет. Хотел ли Исаак умирать? Нет. Но они оба сделали выбор верить слову Бога, обещавшего, что именно от Исаака произойдет народ, который будет многочисленен как песок морской ()
Когда Иисус взошел на крест, это было обоюдное согласие и Отца, и Сына. Иисус был самостоятельным взрослым человеком, принимавшем Свои собственные решения, и Он имел все права и всю силу для того, чтобы отказаться. Иисус сознательно и по Собственному выбору принял смерть от рук бунтующего против Бога человечества. Он не раз говорил об этом Своим ученикам:
ибо Сын Человеческий пришел... спасать.
Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее.
Я пришел... спасти мир.
Вы видите, что это говорит не младенец и не подросток, которого сейчас без пощады бросят на растерзание толпы? Это уверенность того, кто знает себя, свою миссию, и знает, что такое ответственность за свои поступки. Это не Его бросают в смерть, а Он Сам отдает Свою жизнь (). Это не кто-то более сильный внушил Ему мысль о необходимости умереть, а Он Сам знает, что Он Спаситель человечества (). К сожалению, частенько когда христиане думают об Иисусе, им кажется, что Он был безвольной жертвой происходившего, тогда как в действительности, Он обладал бесконечной силой, способной остановить не только толпу, распинавшую Его, но и всю вселенную со всеми ее звездами. Остановить, свернуть и сделать так, как будто ее никогда и не было. На крест всходил Тот, Кто сотворил небо и землю и каждый микроэлемент, существующий во вселенной. Он не был бессильным. Он Сам решал – стать ли Ему жертвой за всех нас.
Почему тогда Библия говорит, что Отец отдал Своего Сына? Потому что Отцу тоже надо было принять Свое решение. Попробуйте представить, что должен чувствовать Всесильный Отец, наблюдая за тем, как безумствующая в своих мерзостях толпа распинает Его Единородного? Сын принял решение отдать Свою жизнь. Отец принял решение позволить Сыну это сделать. Хотя имел полное право и всю силу, чтобы за секунду свернуть нашу галактику в одну точку и положить конец унижению. Но как Сын решил отдать Себя и идти до конца, так и Отец решил отдать Сына, позволив Ему идти до конца.
Тофеты и жертвоприношения детей
Такую же независимость Карфаген проявлял и в религиозных делах. Религиозные ритуалы играли первостепенную роль в утверждении самостоятельной идентичности города, и не только в силу того, что они обеспечивали политическое господство элиты. Как и на Ближнем Востоке, самыми богатыми и могущественными институтами в Карфагене были храмы, и управляли ими представители элиты, исполнявшие функции верховных жрецов. В крупнейших святилищах трудилось множество сотрудников. Армии писцов, хористов, музыкантов, осветителей, брадобреев и мясников обеспечивали безукоризненное исполнение священных ритуалов в честь божеств, для которых эти храмы и были воздвигнуты. О высочайшей организации культовых мероприятий свидетельствует хотя бы то, что существовали специальные тарифные перечни, устанавливавшие расценки на каждое жертвоприношение, причем они подразделялись на различные ценовые категории. Такие документы гарантировали достойное проживание легиону карфагенских жрецов и служащих храмов и предоставляли определенную защиту клиентам, информированным о штрафах, налагавшихся на жрецов, нарушавших ценовые нормы {208} . Элита не только надзирала за этими процветающими организациями и их богатейшими ресурсами, но и использовала храмы для проведения клубных обедов и ритуалов.
Мелькарт, несмотря на первенство в пантеоне Тира и основных западных финикийских колоний, таких как Гадес и Лике, никогда не главенствовал в Карфагене, хотя и входил в число старших богов, имел свой храм в городе и жрецов, исполнявших и традиционный ритуал egersis . Самыми авторитетными божествами в Карфагене считались Баал-Хаммон и его консорт Тиннит. Однако богиня, хотя и именовалась «ликом Баала» в карфагенских надписях, никоим образом не была младшим партнером супруга. Характерный знак Тиннит - стилизованная женская фигура - присутствует на многих стелах, найденных в Карфагене, и она нередко предстает как покровительница города - большая честь для богини, прежде служившей младшим идолом в Финикии {209} . В то же время Баал-Хаммон, символом которого обычно был полумесяц, всегда признавался главным богом в Леванте. Слово «Баал» трактуется как титул или префикс в значении «владыка» или «господин», присваивавшийся целому ряду различных богов. Смысловое значение слова «Хаммон» менее известно. Возможно, в нем содержится финикийский лингвистический корень hmm, означающий «горячий» или «горящий», и это может указывать на то, что Хаммон считался «властелином очагов и жаровен» {210} .
Автономность Карфагена проявлялась не только во введении нового религиозного порядка, но и в методологии его соблюдения. Начиная с третьего тысячелетия в ближневосточных древних текстах упоминается обряд молк (mlk), то есть «дар» или «приношение». Так обычно называли жертвоприношение первенцев для того, чтобы умилостивить богов и отвести беду. Этот обычай фигурирует и во многих постановлениях Ветхого Завета. В книге «Исход» израильтянам повелевается «отдавать Мне первенца из сынов» своих. Упоминаются также принесение в жертву сыновей двумя иудейскими царями и отвержение иудеями чужеземной (вроде бы) традиции .
Согласно довольно сомнительным утверждениям одного позднего греческого автора, финикийцы во времена бедствий приносили в жертву царевичей, обезглавливая их в честь своего бога Эла: они следовали примеру божества, пожертвовавшего «единородного» сына Йехуда ради спасения страны {211} . Археология пока подтвердила существование в Леванте лишь одного тофета, как назвали исследователи священные места, где предположительно совершались жертвоприношения, и нашла лишь одну стелу с упоминанием ритуала молк {212} . В книге «Бытие» Бог разрешил Аврааму, испытав его на верность, принести в жертву барана вместо сына Исаака. Это дало повод ученым утверждать, что чаще всего на жертвенниках оказывались не дети человека, а детеныши животных. По всей видимости, обычай молк полностью был изжит в Финикии к VII веку.
Тем не менее до нас дошли реальные упоминания древними греками существовавшей в Карфагене практики принесения в жертву детей {213} . Самое полное и драматическое описание церемонии принадлежит перу сицилийского историка Диодора: «В их городе стояла бронзовая статуя Крона (греческий вариант Баал-Хаммона) с вытянутыми руками: его ладони были повернуты вверх и слегка наклонены книзу, с тем чтобы ребенок скатывался с них и падал в зев ямы, наполненной огнем» {214} . Ужасает и жуткое изображение Клитархом, философом и биографом III века , спекающихся детских конечностей и широко открытых ртов, будто смеющихся, когда их охватывает огонь {215} . Как свидетельствует греческий писатель I века нашей эры Плутарх в труде «О суеверии», родители старались подменить собственных младенцев детьми, купленными на улице, чьи матери лишались гонорара, если начинали оплакивать или скорбеть об утрате. Во время совершения обряда звучала громкая музыка, заглушавшая вопли жертв {216} .
Все эти обвинения в бесчеловечности можно было бы посчитать наветами зловредных греков, если бы не появились открытия, сделанные двумя настырными французскими колониальными чиновниками Франсуа Икаром и Полем Жьелли в двадцатых годах XX века. Их внимание привлек один тунисский торговец древностями, владевший великолепными образцами пунических стел. Особенно французов заинтересовала стела с изображением человека в одеянии жреца, поднявшего правую руку как бы в молении, а в левой руке держащего запеленатого младенца. Надпись состояла всего из трех букв MLK. Обнаружил ли перекупщик сокровенное место, где карфагеняне продолжали вершить мрачные деяния своих финикийских предшественников? Однажды ночью французы проникли в карьер, где откапывались стелы: он находился неподалеку от большой прямоугольной гавани. Уговорив владельца продать участок, они сразу же принялись за работу. Их усилия не пропали даром. Во время раскопок были найдены несколько материальных свидетельств вотивных жертвоприношений. Каждое из них состояло из стелы, содержащей посвящения Баал-Хаммону и Тиннит, и терракотовой урны с окаменевшими костями, а иногда с ювелирными украшениями и амулетами. Когда специалисты исследовали содержимое урн, то оказалось, что почти в каждой обнаруживались сгоревшие останки детей. Франсуа Икар и Поль Жьелли нашли не что иное, как тофет. Дальнейшие раскопки, проведенные французами, подтвердили, что место его расположения относится к одному из древнейших районов финикийского Карфагена .
Исследователи выяснили, что тофет в Карфагене действовал по меньшей мере с середины VIII века. Подтвердилось и то, что западные финикийцы продолжали практиковать молк и после того, как от этого обычая давно отказались их левантийские собратья. Отмечены три основных периода в функционировании тофета. Первая фаза датируется приблизительно 730–600 годами, и она характеризуется особенно искусными вотивными памятниками: обелисками и L-образными тронами, называвшимися cippi (циппусами). Анализы урн этого периода показали, что в них содержались сгоревшие останки и детей, и животных {217} .
Тофет в Карфагене настолько изуродовали поколения археологов, что практически невозможно воссоздать реальную среду, в которой совершались ритуалы. Лучше сохранились другие тофеты в Западном Средиземноморье. Например, тофет в Сульцисе на побережье Сардинии представлял собой большую прямоугольную площадку, огороженную на скальном обнажении массивными блоками трахита. Мощные стены и наличие цистерны для воды наводят на мысль о том, что он использовался местными жителями и как надежное убежище.
Анализ костей и сгоревших останков в карфагенском тофете подтвердил один несомненный факт: в значительной мере это были мертворожденные или только что родившиеся младенцы, умершие естественной смертью. Аналогичные данные получены при исследовании тофета в Тарросе на острове Сардиния: возраст лишь 2 процентов детей измеряется более чем несколькими месяцами {218} . Одно из возможных объяснений этому факту - то, что для жертвоприношения живые дети подменялись мертвыми, а при отсутствии последних жертвами становились птицы или животные.
Скептики, сомневающиеся в том, что карфагеняне и другие западные финикийцы приносили в жертву детей, ссылаются еще на одно обстоятельство: малочисленность детских погребений на кладбищах данного периода - лишь в ста из 2000 обнаруженных пока могил содержатся кости младенцев, крайне странная пропорция, если учесть, что детская смертность в то время составляла от 30 до 40 процентов. Эти данные позволили выдвинуть теорию относительно того, что тофет на самом деле служил местом захоронения тех, кто не достиг возраста полноценного члена общины. Размещение тофетов на городских окраинах предполагает также, что жертв считали маргиналами, оказавшимися на периферии общества. Церемония молк, таким образом, могла означать подношение мертвого ребенка богу или богине, а не жертвование.
Подобные заключения согласуются с материальными свидетельствами о ранних фазах функционирования тофета в Карфагене. Гораздо менее они совпадают с поздними археологическими данными. Обследование урн, относящихся к IV - III векам, показало более высокое содержание в них праха младенцев. Если человеческие останки VII-VI веков принадлежали недоношенным или новорожденным младенцам, то в погребениях более позднего периода обнаруживался прах детей в возрасте от одного до трех лет. В некоторых урнах содержались кости двух-трех детей: обычно возраст одного из них составлял от двух до четырех лет, а другие были недоношенными или недавно рожденными младенцами. Возрастная разница (до двух лет) предполагает, что они были единоутробными детьми. Одно из возможных объяснений этого обстоятельства может заключаться в том, что для ублажения Баала или Тиннит уже было недостаточно принести в жертву мертворожденного младенца или животное: требовалось пожертвовать божествам старшего ребенка, если обещанный ребенок родился мертвым. В надписях на стелах карфагенские отцы обычно употребляли притяжательные местоимения BNT или ВТ, подтверждая, что приносят в жертву не суррогат, а собственное дитя. Вот образчик типичного послания божествам из тофета в Карфагене: «Госпоже Тиннит, лику Баала, и Баал-Хаммону Бомилькар, сын Ганнона, внук Милькиатона посвящает своего единокровного сына. Да придет ему ваше благословение!» {219}
Утверждение, будто тофет был своего рода детским акрополем, опровергается тем, что пропорциональное соотношение детских захоронений на кладбищах в пуническом Карфагене примерно такое же, как и по всему Древнему миру. Недостаток данных о зафиксированных детских останках может быть результатом того, что археологи просто-напросто игнорировали крошечные или плохо сохранившиеся кости. Греческие авторы-современники были убеждены в том, что карфагеняне приносили в жертву детей, и археологические данные не позволяют отвергать свидетельства древних греков как клевету на пунический Карфаген.
Можно сделать один вывод: во времена тяжелых испытаний карфагеняне и другие западные финикийцы действительно приносили в жертву своих детей ради благополучия семей и общин. Археология также свидетельствует и о том, что тофеты не считались местом совершения некоего злостного таинства, а были скорее символом престижа и величия. Обладание тофетом указывало на особый статус, на который могли претендовать только самые большие и богатые поселения, а кандидатами на жертвоприношение богам были прежде всего дети элиты {220} . Ритуалы, совершавшиеся в тофетах, имели жизненно важное значение для всей общины, и они поощрялись властями .
В сохранении тофетов в Карфагене и других западных финикийских поселениях проявились одновременно и приверженность левантийскому наследию, и стремление к политическому и культурному отделению от метрополии. То, что тофет как религиозный институт продолжал функционировать на западе многие столетия после его исчезновения в Леванте, отражает не только консерватизм иммигрантских общин. Это обстоятельство подтверждало жизнеспособность западного финикийского мира, нарождавшегося из тени левантийского прошлого.
Детские жертвоприношения в Еврейской Библии и в девтерономической редакции Книги пророка Иеремии.
Комментаторы справедливо отмечают, что в окончательной версии истории Иеффая Бог отвечает молчанием на обет Иеффая пожертвовать ему первое, что он повстречает по возвращению домой. Жертва - это не пожелание Бога, а следствие человеческой гордыни. В этом контексте история дочери Иеффая напоминает своей трагичностью греческую идею высокомерия: Иеффай попадает в ловушку вследствие своего слишком самоуверенного обета и поэтому вынужден пожертвовать своей дочерью.
Еще одним аргументом, выдвигавшимся в пользу того, что израильтяне совершали детские жертвоприношения, были урны с костями, найденные в погребальных пещерах в Гезере и в других местах. Однако, как было показано, кости в этих сосудах не имеют следов горения. Следовательно, данные сосуды являются частью погребальной практики, не связанной ни с каким типом детских жертвоприношений, и даже их датировка железным веком является недостоверной. По сути дела, из всего того, что было до сих пор обнаружено археологами, нет следов детских жертвоприношений, проводимых в Израиле железного века.
Итак, в железном веке моавитяне, финикийцы, пунийцы, жители Дейр Алла и израильтяне практиковали детские жертвоприношения в различных формах. Моавитяне и, возможно, жители Дейр Алла отвечали ими на кризисные обстоятельства, а финикийско-пуническая и израильская культуры совершали обряды жертвоприношения детей на регулярной основе. В Израиле железного века можно выделить, главным образом, две формы детских жертвоприношений: жертвоприношение первенцев (Исх. 22:29; Иез. 20:26) и molk -жертвоприношение. Оба обряда совершались регулярно. Для жертвоприношения первенцев, по-видимому, имели место различные обычаи: иногда приносили в жертву детей обоих полов, а иногда лишь первенцев-мальчиков. Кроме того, рассказ о дочери Иеффая подтверждает, что детей любого возраста и пола отдавали в жертву во исполнение обета. Детские жертвоприношения, порицаемые в Иер. 7:31; 19:5 и 32:35 не относятся ни к жертвоприношениям перворожденных, ни к жертвам, исполненным по обету. Иер. 32:35 показывает, что они принадлежат к категории molk -жертвоприношений, также порицаемых в других девтерономических источниках.
Следующие разделы статьи посвящены вопросу происхождения детских жертвоприношений в Израиле и анализу израильских запретов и критики жертвоприношений, а также анализу замещающих жертв. Такой обзор позволит нам получить более детальную информацию о ритуалах, упомянутых в Иер. 7:31; 19:5 и 32:35.
Экскурс: детские жертвоприношения в Ханаане.
Языки культур, практикующих детские жертвоприношения, или непосредственно принадлежат ханаанской ветви северо-западных семитских языков, или иным образом связаны с ханаанским языком, поэтому можно предположить, что финикийские, пунические, моавитские и израильские жертвоприношения детей, а также ритуал, описанный в DAT II, восходят своими корнями к ханаанскому ритуалу бронзового века. В позднем бронзовом веке такой ритуал действительно засвидетельствован на нескольких египетских военных барельефах времен Сети I, Рамсеса II, Мернептаха и Рамсеса III.
Эти барельефы с изображениями ханаанских городов, осаждаемых армиями фараонов Сети I, Рамсеса II, Мернептаха и Рамсеса III, были собраны и изучены Энтони Джоном Спалинджером (Anthony John Spalinger). Более или менее хорошо сохранившиеся на городских стенах или валах, барельефы показывают группу сановников, устремивших руки и лица к небесам. Один из чиновников держит сосуд для воскурения благовоний, а один или два других сбрасывают мертвых детей со стены города. Сосуды для благовонных воскурений были типичными атрибутами богослужений Баал-Хамону. Сцена напоминает жертвоприношение моавитского царя Меши, описанное в 4-й Цар. 3:26-27. На основании библейских свидетельств, а также текстах из других источников, Спалинджер воссоздает элементы изображенного на барельефах ритуала следующим образом:
(1) Люди взывают к Ваалу.
(2) Совершаются детские жертвоприношения.
(3) Действие происходит под давлением обстоятельств, например, - город осаждается неприятелем.
(4) В одном случае, для ритуала принесен мешок с мукой.
(5) Всегда присутствуют кадильницы с благовониями.
(6) Люди взывают к небесам, а не к фараону.
Изображения на египетских военных рельефах не оставляют сомнений в том, что приносимые в жертву дети были не сожжены, а сброшены мертвыми с городских стен. В этом состоит отличие этих сцен от описаний жертв в Иер. 7:31; 19:5; 32:35 и других девтерономических источниках.
То, что египтяне на барельефах не придумали отвратительные ритуалы, чтобы дискредитировать покорившихся врагов, очевидно из клинописного текста, обнаруженного в Угарите (RS 24.266 VI D = CTU 1.119 V 26-35). Текст на табличке повествует о ритуальном жертвоприношении ребенка, которое выполняется, когда на город напал сильный неприятель.
Когда сильный враг атакует ваши ворота // воин ваши стены,
Возведите ваши очи к Ваaлу и скажите:
O Ваал, если ты прогонишь от наших ворот сильного врага // воина от наших стен,
быка, Ваал, мы освятим,
обет, Ваал, мы исполним,
первенца, Ваал, мы освятим,
htp -приношение, Ваал, мы исполним,
праздник, Ваал, мы отпразднуем.
В святилище, Ваал, мы поднимемся,
Этим путем, Ваал, мы пойдем.
И Ваал услышит вашу молитву:
он отведет сильного врага от ваших ворот // воина от ваших стен.
Свидетельство оставляет мало сомнений в том, что ханаанцы совершали детские жертвоприношения в эпоху поздней бронзы, во всяком случае, при осаде их городов сильным неприятелем. Основываясь на кратком описании событий 4 Цар. 3:26-27, можно сделать вывод, что ритуал моавитского царя наиболее близок к рассмотренному ханаанскому ритуалу эпохи бронзы. Детское жертвоприношение, описанное в DAT II, также могло быть ответом на экстраординарные события. Таким образом, правдоподобным выглядит предположение, что ритуальные детские жертвоприношения, практикуемые наследниками ханаанской культуры, восходят корнями к единому ханаанскому ритуалу-прототипу.
Не исключено, что сохранились свидетельства и в пользу регулярных детских жертвоприношений в Ханаане в конце бронзового века. Такая практика, в свою очередь, могла оказать влияние на израильские и финикийско-пунические обряды детских жертвоприношений. В небольшом заброшенном храме, в районе современного амманского аэропорта, были обнаружены несколько тысяч фрагментов человеческих костей и несколько костных останков животных. Основные скопления костей были найдены в целле храма и вокруг печи за пределами строения. Найденные в фрагментарном состоянии кости имеют следы горения, что значительно затрудняет их исследование. Некоторые костные фрагменты, вероятно, принадлежали подростку 14-18 лет, другие - сорокалетней женщине. Храм действовал в течение одного века, и небольшое количество скелетов указывают на его нечастое использование. Исследователи считают, что главная функция ритуала в амманском храме состояла в кремации человеческих тел и рассеивании их останков внутри строения и, возможно, за его пределами. Как представляется, имеются два возможных объяснения для этого места. Это был либо погребальный храм, либо храм, в котором совершались человеческие жертвоприношения. Сравнение состояния и цвета костей из амманского храма с останками человеческой жертвы, обнаруженными на Крите, позволяет предположить, что сжигали тела незадолго убитых людей: Сожженные костные останки имеют белый цвет в том случае, если плоть была обескровлена, прежде чем сожжена. Таким образом, жертвы с Крита и из амманского храма незадолго до кремации, вероятно, были убиты. Есть вероятность, что храм, обнаруженный в амманском аэропорту, был посвящен человеческим жертвоприношениям. В этой связи, представляет большой интерес то, что значительная часть керамики, обнаруженной в районе амманского храма, характерна для микенской или эгейской культур, что позволяет поставить вопрос о том, обусловлены ли человеческие жертвоприношения, совершавшиеся в амманском храме, влиянием эгейской религии. К сожалению, пока нет достаточных доказательств, позволяющих ответить на этот вопрос. Но если бы ответ был положительным, различия между финикийско-пуническими и израильскими обрядами человеческих жертвоприношений с одной стороны, и ханаанскими жертвоприношениями с другой, могли быть обусловлены эгейским влиянием на Финикию и Израиль. Поскольку в 13-м и 12-м веках, районы Финикии и Израиля подвергались более значительному влиянию Народов моря, чем, например, Моав или Трансиордания, такое развитие событий было бы далеко не удивительным.
В отличие от ханаанских и моавитских обрядов жертвоприношения детей, а также жертвоприношений, совершавшихся жителями Дейр Алла, финикийско-пунические и израильские жертвоприношения, по-видимому, были регулярной ритуальной практикой. Однако финикийско-пунические обряды отличались от израильских, во-первых, возрастом детей-жертв, а во-вторых, божеством, которому даровали дитя. Как было показано выше, в Израиле железного века можно отметить несколько различных типов регулярно выполняемых детских жертвоприношений, но среди них нет ни одного свидетельства обряда, выполненного в ответ на кризисные события. С другой стороны, существенная параллель между израильскими и финикийско-пуническими детскими жертвоприношениями усматривается в том, что начиная с 6 века до н.э. и позднее, обе культуры допускали замещение предназначенных для ритуала детей. По крайней мере в послепленный период Израиль ушел от финикийско-пунической религии и запретил жертвоприношения детей совсем. В следующем разделе рассматриваются тексты, имеющие отношение к замещению и выкупу уготовленных жертв, а также стихи, запрещающие или остро критикующие детские жертвоприношения, которые могли бы дать более четкое представление о том, какая же форма жертвоприношений осуждается в Иер. 7:31; 19:5 и 32:35.
3. Замещение, запрет и полемика против детских жертвоприношений.
Наряду с пунической и финикийской культурами, израильская религия допускает замену ребенка, предназначенного для жертвоприношения. В период плена и после-пленные времена, несколько религиозных законов предписывают такие замещения. Хорошим примером является девтерономическое добавление к истории Исхода,- Исх. 13:2, 11-13, которое предписывает:
освяти Мне каждого первенца, разверзающего всякие ложесна между сынами Израилевыми, от человека до скота: Мои они…. И когда введет тебя Господь в землю Ханаанскую, как Он клялся тебе и отцам твоим, и даст ее тебе, -- отделяй Господу все, разверзающее ложесна; и все первородное из скота, какой у тебя будет, мужеского пола, --Господу, а всякого из ослов, разверзающего, заменяй агнцем; а если не заменишь, выкупи его; и каждого первенца человеческого из сынов твоих выкупай.
Похожее предписание дает и Жреческий источник (P) в Числ. 18:15-16:
Все, разверзающее ложесна у всякой плоти, которую приносят Господу, из людей и из скота, да будет твоим; только первенец из людей должен быть выкуплен
, и первородное из скота нечистого должно быть выкуплено; а выкуп за них: начиная от одного месяца, по оценке твоей, бери выкуп пять сиклей серебра, по сиклю священному, который в двадцать гер.
В другом месте P признает в качестве замены даже левитов, которых Бог забирает себе вместо перворожденных сыновей:
ибо они отданы Мне из сынов Израилевых: вместо всех первенцев из сынов Израилевых, разверзающих всякие ложесна, Я беру их Себе; (Числ. 8:15-16).
Также как в Иез. 20:26, перворожденные дети, выкупаемые в Исх. 13:2, 11-13; и Числ. 8:16; 18:15-16, не ограничиваются детьми мужского пола. Использование выражения פתר רחם (в буквальном переводе "то, что впервые отверзает чрево матери") указывает на то, что закон применяется как к перворожденному сыну, так и к дочери.
Возможным исключением из общей практики выкупа может быть Неем. 10:35-36:
[И обязались мы] каждый год приносить в дом Господень начатки с земли нашей и начатки всяких плодов со всякого дерева; также приводить в дом Бога нашего к священникам, служащим в доме Бога нашего, первенцев из сыновей наших и из скота нашего, как написано в законе , и первородное от крупного и мелкого скота нашего.
На первый взгляд этот текст из книги Неемии не предоставляет возможности выкупа, но как справедливо отметил Иосиф Бленкинсопп (Joseph Blenkinsopp), «оговорка -"как написано в законе" относится сыновьям и скоту в общем, отделяя из них коров и овец, предназначенных для жертвоприношения. Поэтому эту оговорку можно считать косвенным указанием на выкуп». Но остается и другое важное отличие между Неем. 10:36 и Исх. 13:2, 11-13; Числ. 8:16; 18:15-16: в Неем. 10:36 речь идет только о мальчиках.
И наконец, в до-пленные времена до-девтерономическая версия истории жертвоприношения Исаака (Быт. 22:1-19) подтверждает замещение детских жертв другими формами жертвоприношений. Комментаторы почти единодушны в том, что стихи 15-18 (Быт. 22) являются поздним добавлением к истории о жертвоприношении Исаака. Способ, которым ангел в 15-м стихе взывает к Аврааму во второй раз, прерывает поток повествования, которое продолжается только с 19 стиха. В дополнение к истории, рассказанной в ст. 1-14, ст. 15-18 дают богословское толкование жертвоприношения Исаака в свете обещаний патриархам, сделанным в других местах Пятикнижия. Так как Авраам повиновался Богу и даже готов был принести в жертву своего сына-первенца, он достоин обещаний и благословений, данных ранее, и позднее повторенных (ср. Быт. 22:16 с Быт. 26:3; Быт. 22:17 с Быт.15:3; 24:60; 32:13 и Быт. 22:18 с Быт. 13:3; 18:18; 26:4; 28:14). Таким образом, с помощью Быт. 22:15-18, обещания и благословения, данные патриархам становятся условными, и история целиком преобразуется в идею об исключительной покорности Богу. Мысль о том, что обещания патриархам были даны на условиях послушания Богу Израиля, можно встретить в книге Второзаконие и в девтерономической литературе, где, подобно Быт. 22:15-18, призыв к послушанию - это именно то, на чем зиждется исполнение божественных обещаний. Девтерономический характер дополнения Быт. 22:15-18 также подтверждается тем обстоятельством, что Второзаконие, подобно Быт. 22:15-18, рассматривает обещание земли евреям как божественную клятву (см. Втор 1:8, 15; 6:10, 18, 23; 7:8, 13; 8:1; 9:5; 10:11; 11:9, 21; 19:8; 26:3, 15; 28:11; 30:20; 31:7, 20, 21; 34:4). Фрагмент Быт. 22:15-18, таким образом, тоже является частью девтерономической редакции, которая связывает историю жертвоприношения Исаака с остальным Пятикнижием и интерпретирует патриархальные обещания и благословения, как условные, зависящие от послушания Израиля.
Таким образом, Быт. 22:1-14, 19 представляет собой до-девтерономическую историю, принадлежащую не-жреческим материалам Пятикнижия. Как же жертвоприношение Исаака понималось в этом более раннем повествовании? Эта версия истории не упоминала ни послушания, ни награды. Основная идея рассказа заключалась в словах ангела адресованных Аврааму(ст. 12-13).
"[Ангел] сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего, ибо теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня. И возвел Авраам очи свои и увидел: и вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошел, взял овна и принес его во всесожжение вместо сына своего. "(Быт. 22:12-13)
Что здесь действительно важно - это страх Бога. Не жертвоприношение Исаака имеет значение, а страх Авраама перед Всевышним. Однако страх перед Богом не обязательно выражать фактическим жертвоприношением ребенка, Богу достаточно и барана взамен. Следовательно, отрывок Быт. 22:1-14, 19 в своей старой версии обосновывает замещение приносимого в жертву ребенка жертвенным животным.
Само жертвоприношение Исаака характеризуется, как жертва всесожжения (עלה). И хотя фразы, используемые девтерономической литературой и жреческими источниками для описания жертвоприношений детей (העביר, שרף באש) не используются в Быт. 22:1-14, 19 , а Авраам хочет зарезать Исаака, прежде чем предать огню, то обстоятельство, что Исаак должен быть сожжен, подводит описанный ритуал ближе всего к molk -жертвоприношению.
Указанные различия между Быт. 22:1-14, 19 и molk -жертвоприношением, вызваны, скорее всего, недостаточными знаниями деталей ритуала molk - жертвоприношения у оригинального рассказчика (автора), либо у позднего редактора.
Поскольку не-жреческие материалы Пятикнижия очень трудно датировать, едва ли можно сказать больше о дате первоначальной истории, чем то, что она может относиться к до-пленному периоду. Это означает, что, за исключением может быть Быт. 22:1-14, 19, в древнем Израиле свидетельства замещения детской жертвы появляются в то же время, что и в финикийской и пунической культурах, т.е. в 6 веке до н.э.
В отличие от финикийской и пунической культур, в Израиле начиная со времен изгнания, детские жертвоприношения были вообще запрещены. Если имеется хоть какая-то историческая достоверность в краткой заметке 4 Цар. 23:10, то детские жертвоприношения в Израиле были впервые отменены еще во время религиозной реформы царя Иосии, хотя вполне возможно, что его последователи возродили эту практику. Отказ Израиля от детских жертвоприношений хорошо задокументирован в девтерономической полемике против них, а также в законах, упомянутых в начале этой статьи. Такой же запрет на детские жертвоприношения можно также встретить в после-пленном Кодексе Святости (Лев. 17-26), в котором говорится следующее (Лев. 18:21, ср. с Лев. 20:2-5):
Из детей твоих не отдавай на служение Молоху и не бесчести имени Бога твоего. Я Господь.
Рассмотрение всех запретов детских ритуальных жертвоприношений показывает, что единственной запрещенной и порицаемой формой этой практики было molk -жертвоприношение. Хотя закон, предписывающий детские жертвы, в Иез. 20:25 - 26 оценивается негативно, собственно запрет на приношение перворожденных отсутствует. Это, однако, не означает, что в пленный или после-пленный период первенцы по-прежнему приносились в жертву Йахве. Как раз, наоборот, вместо запрещения жертвоприношения первенцев, еврейское религиозное законодательство предусмотрело выкуп, после чего запрещение этого вида жертвоприношения стало излишним.
Можно сделать вывод: в эпоху поздней бронзы в случае кризисов и чрезвычайных ситуаций жители Ханаана практиковали детские жертвоприношения. Раскопки храма в амманском аэропорту позволяют предположить, что помимо принесения в жертву детей в чрезвычайных обстоятельствах, благодаря эгейскому влиянию имели место и регулярные человеческие жертвоприношения. Некоторые культуры железного века, наследницы ханаанских традиций, такие как жители Дейр Алла, Финикия, Израиль и Моав, продолжили практику жертвоприношений детей, но сформировали собственные специфические формы. Израиль приносил детей в жертву Йахве вплоть до конца до-пленного периода. По меньшей мере три различные формы детских жертвоприношений могут быть отмечены в до-пленном Израиле: жертвоприношение ребенка во исполнение обета, molk
-жертвоприношение, и жертвоприношение детей-первенцев. Жертвоприношение первенцев касалось либо только первенцев-мальчиков, либо также и перворожденных дочерей. Остальные формы детских жертвоприношений в Израиле не были гендерно-специфичными. В самом конце периода плена, как девтерономические, так и не-девтерономические источники допускают замещение перворожденных детей жертвенными животными и запрещают другие формы детских жертвоприношений. Начавшись с реформ царя Иосии, этот процесс усилился в пленный период, исключив из религии Израиля как языческое то, что некогда представляло собой неотъемлемую часть культа Йахве. В законах жреческого источника, несомненно, отразилось торжество полемики девтерономической школы. В израильской литературе пленного периода и позднее уже более не встречаются свидетельства принесения детей в жертву.
4. Детские жертвоприношения в девтерономической редакции Книги пророка Иеремии.
Каким образом история детских жертвоприношений в израильской религии соотносится с тремя цитатами из девтерономической редакции книги Иеремии (Иер. 7:31; 19:5; 32:35), относящимися к детским жертвам? Очевидно, что стихи Иер. 7:31; 19:5 и 32:35 не относятся ни к жертвам перворожденных, ни к жертвоприношениям в ситуации крайней необходимости, ни к жертвоприношениям по обету. Следовательно, в этих стихах, как и других местах девтерономической литературы, детские жертвоприношения, в совершении которых девтерономический редактор книги Иеремии обвинял израильтян, - это molk
- жертвоприношения. Это подтверждается фразой למלך ("как molk
-жертвоприношение") в Иер. 32:35. По моему мнению, все данные о детских жертвоприношениях для Йахве до-пленного периода, а также такие тексты, как Быт. 22:1-19, делают вполне правдоподобным предположение о том, что molk
-жертвоприношение, беспощадно обличенное в Иер. 7:31; 19:5 и 32:35, было посвящено Йахве. Но почему же тогда в Иер. 19:5 и 32:35 говорится, что дети были отданы в жертву Ваалу?
На этот вопрос помогает ответить специфика употребления имени Ваала в книге Иеремии. С одной стороны, имя Ваала упоминается в различных слоях книги Иеремии, когда Израиль обвиняется в почитании других богов (Иер. 7:9; 9:13; 11:13, 17; 23:13). Некоторые из этих ссылок восходят к самому пророку Иеремии, другие составляют девтерономические или более поздние редакторские слои книги. С другой стороны, имя Ваала могло быть использовано в полемических целях, как термин, связанный с синкретизмом и языческим благочестием. В такой манере имя Ваала нередко используется для обличения некоторых религиозных действий в культе Йахве. Слово Ваал является, таким образом, частью анти-языка и служит метафорой, которая дискредитирует все, что противопоставляется монолатрическому или генотеистическому йахвизму. Например, в Иер. 2:8, пророки, противники Иеремии, обвиняются в том, что они изрекали пророчества во имя Ваала, хотя такие тексты как Иер. 28 показывают, что на самом деле они были пророками Йахве. Более того, человек, обвиняемый в поклонении Ваалу (Иер. 2:23) утверждает, что он не ходил во след Ваала. А в девтерономическом стихе Иер. 9:13 поясняется, что ходящий во след Ваала, следует упорству сердца своего, но не закону Йахве. Здесь, Ваал уподобляется упрямству человека, подвергшегося осуждению.
Каким же образом имя Ваала используется в Иер. 19:5 и 32:35? В этих двух стихах, смысл появления Ваала заключается в словах Йахве -"чего Я не повелевал и не говорил ". Пояснение о том, что Йахве не призывал к детским жертвам, предполагает, что кто-то в действительности утверждал обратное. Иначе, зачем Йахве уточнять, что он не повелевал отдавать детей в жертву Ваалу? Более того, хотя в Иер. 7:16-20, Израиль и обвиняется в поклонении другим богам, Иер. 7:31 говорит только о высотах Тофета, но не о Ваале. В Иер. 7:21-26, 7:31 продолжается полемика против израильского культа Йахве. Если бы детские жертвы, упомянутые в Иер. 7:31, предназначались Ваалу, то для девтерономического редактора, пишущего храмовую речь, было бы более уместно поместить Иер. 7:31 после Иер. 7:16-20, чтобы продолжить полемику против почитания Израилем богини неба и осудить детские жертвоприношения в честь Ваала. Кроме того, подобно Иер. 19:5 и 32:35, Иер. 7:31 подчеркивает, что Йахве не повелевал жертвовать детей. Таким образом, стих Иер. 7:31 следует понимать, как осуждение израильтян, которые фактически жертвовали своими детьми в честь Йахве. В свою очередь, утверждение в Иер. 19:5 и 32:35, что Израиль жертвовал детей в честь Ваала, является полемическим ходом для низведения йахвистского жертвоприношения до не-йахвистского. Девтерономическая редакция книги Иеремии дискредитирует детские жертвы в честь Йахве, представляя их как жертвоприношения Ваалу. Такой ход хорошо согласуется с отношением к детским жертвоприношениям в других местах девтерономической литературы (см., например, Втор. 12:31; 18:10).
Но почему девтерономический редактор книги Иеремии вообще упоминает детские жертвоприношения? И почему он связывает израильский храмовый культ с практикой жертвоприношений детей в Иер. 7:21-34? Ответить на эти вопросы можно, зная датировку девтерономической редакции книги Иеремии, а также ее цели и цели ее противников. Выше я показал, что девтерономический редактор в Иер. 14:13 полемизирует с пророками (Агг. 2:9 и Зах. 8:19), а Иер. 14:10-16 критикует проповеди пророков Аггея и Захарии и теологию Сиона. Это, в свою очередь, означает, что девтерономический редактор Иеремии писал незадолго или во время восстановления Иерусалимского храма в 520-515 гг. до н.э. По-моему, редактор книги Иеремии имел двойную цель: с одной стороны, он объясняет вавилонское изгнание как следствие поведения Израиля в до-пленные времена, а с другой стороны, он полемизирует в отношении целесообразности восстановления Иерусалимского храма, рассуждая о тех последствиях, к которым привела теология Сиона в 597 и 587 гг. до н.э. По мнению девтерономического редактора Иеремии, именно надежды на магическую защиту Иерусалима посредством храма и жертвенного культа стали одной из причин разрушения Иерусалима в 587 г. до н.э. В храмовой теологии пророков Аггея и Захарии редактор видит возрождение этой идеи, согласно которой, жертвенный культ давал надежду приостановить бедствия, например, голод (Агг. 1:2-11; 2:15-19). Как только храм будет построен, народы будут приходить на Гору Сион (Зах. 8:20-23) вместе со своими сокровищами (Агг. 2:7-9).
Автор Иер. 7:22 протестует против жертвенного культа, связанного с этими надеждами: ибо отцам вашим Я не говорил и не давал им заповеди в тот день, в который Я вывел их из земли Египетской, о всесожжении и жертве.
Не храмовый жертвенный культ повелел Господь Израиля, но покорности он просил у своего народа (Иер. 7:23). Не на храм и не на жертвоприношения, совершаемые в нем, должен полагаться Израиль, не от них, и не посредством магических ритуалов получит спасение Израиль. Вместо этого, он, Израиль, должен следовать заповедям, данным ему. Таким образом, полемика девтерономического редактора Иеремии против детских жертвоприношений является аргументом против возрождавшегося иерусалимского культа и теологии Сиона. Детские жертвоприношения служат ему примером того, на что способен пойти жертвенный культ для достижения цели спасения и защиты.
Это низведение иерусалимского культа с помощью детских жертвоприношений встречается и в других местах. Подобным образом, девтерономическое добавление к книге Михея (6:6-8) сравнивает жертвенный культ Иерусалимского храма с детскими жертвоприношениями:
«С чем предстать мне пред Господом, преклониться пред Богом небесным? Предстать ли пред Ним со всесожжениями, с тельцами однолетними? Но можно ли угодить Господу тысячами овнов или неисчетными потоками елея? Разве дам Ему первенца моего за преступление мое и плод чрева моего-- за грех души моей? О, человек! сказано тебе, что- добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим.»,
